I. Имя.
Креван.

II. Возраст.

36 лет на момент 9:41 века Дракона.

III. Раса/класс/мировоззрение/специализация.

Эльф / разбойник / не интересуется вопросом религии, шовинист / дальний бой

IV. Способности.

Бьет точно в цель из лука в выбранный участок тела на расстоянии до двухсот шагов. До трёхсот шагов – гуманоида поразит почти наверняка. Умеет обращаться с дротами, но достать их тяжело, поэтому навык зачастую «пропадает». Креван умеет обращаться на достаточном уровне (достаточным для того, чтобы не помереть до нынешних дней) с некоторым клинковым оружием, в частности – короткие клинки. В предпочтении – фальшионы, хотя когда что под руку попадется. Умел в обращении с ловушками, да и, пожалуй, со всем, связанным с партизанско-разбойничьей деятельностью. Хорош в верховой езде.
Умеет применять свои навыки для выживания в одиночестве, либо в небольшой команде. Как и типичный эльф, рожденный в эльфинаже, знает лишь несколько слов из эльфийского языка, причем таких, что применять их негде. Уровень владения всеобщим – как и у любого другого, говорящего на этом языке с рождения – достаточный. Если способностью можно назвать «цветистые» выражения, то и таковая у этого эльфа найдется.
Обучен читать и писать, хотя и то и другое приходится делать нечасто, чего не скажешь о счёте. Багаж прочитанных трудов – почти нулевой. Все знания и умения приобретались на практике, в суровых жизненных условиях. Владеет необходимыми для выживания различными бытовыми навыками – может подлатать одежду, подбить обувь, сготовить еды, наточить клинок и многие прочие мелочи, при наличии соответствующих инструментов, разумеется.
С трудом переносит сезонные болезни. Жар и недомогание действительно обездвиживают эльфа, каждый раз принося с собой мысли о том, что это его последние часы.

V. Внешность.

Высоковат для обычного эльфа (170 см), а стиль жизни не способствует поддержанию нормальной формы, поэтому в весе у Кревана в свою очередь недобор (61 кг). Силен, высок, гибок, проворен. Кожа несколько грубовата, особенно на ладонях или ступнях. Тело покрывает несколько шрамов, в основном – старые раны от разного рода оружия. В шутку говорили, что по нему можно составлять атлас оружия и его повреждений. Из выделяющихся – длинный шрам, начинающийся ниже правого плеча, пересекающий спину и оканчивающийся у пояса, в районе позвоночника и напоминающий окружность шрам на левом бедре – след удара дробящим оружием.
В одежде предпочитает кожаные куртки, стёганки и штаны, плотные и тёплые, порой с нашитыми мехами, высокие ботинки с ремнями, ремни и разного рода перевязи, на которые можно присобачить полезные вещи. Головные уборы тоже сменяются. В основном это разные кожаные или меховые шапки, иногда – подшлемники. Но всегда к этой шапочке крепится старый беличий хвост – единственная вещь, которая надолго задержалась у Кревана. Луки, как и прочее обмундирование постоянно меняются. Предпочтение отдает лукам коротких и средних размеров, благодаря их удобству в разбойничьей жизни. Длинные луки хороши своей убойностью и особой дальностью боя, но слишком неудобны в обращении, на вкус Кревана. К тому же из них трудно, если не невозможно, вести стрельбу из седла.
Лицо эльфа иначе как зловещим язык не поворачивается. Впалые скулы, злобный взгляд, скупая, напряженная мимика – это, конечно, можно встретить у многих. Но вот уродливого шрама, пересекающего всё лицо, начинаясь над правой бровью, деля нос на две неравные части, задевая левый глаз, и спускаясь к щеке, оканчивающегося на скуле у него не отнять. Особенно глубок рубец был под левым глазом. Сами глаза у эльфа жёлтого оттенка, однако склера левого глаза была задета, когда Креван получил свою отметину, поэтому жёлтая радужка тонет в обилии красного цвета. Брови у эльфа почти намертво застыли в презрительной дуге, единственную свою задачу – передавать презрение и высокомерие – выполняют на «ура!». Нос, неоднократно ломавшийся, сгорблен, а его кончик к тому же искривлен несколько вбок.
Как и всякий эльф, лишен растительности на лице. Волосы, длиной до плеч, чаще всего находятся в очень неухоженном состоянии. Раньше они были тёмного оттенка, но сейчас заметно, что Креван понемногу седеет. Особо это заметно на висках, и некоторых седых прядях. Порой собирает волосы в «конский хвост». Правое ухо на первый взгляд кажется больше левого, и на самом деле, так оно и есть – небольшую часть левого уха в свое время срезала недостаточно метко пущенная стрела. Губы, которые также неоднократно лопались, словно спелый помидор, создают впечатление, что Креван неспособен улыбаться в принципе. Это, конечно же, не так, однако улыбки, пусть даже редкие совершенно искренние слишком уж походят на жуткую ухмылочку или оскал, чтобы с ходу их распознать. К тому же уголки губ почти всегда заострены чуть вниз, что тоже не сказывается на качественности редких проявлений доброжелательности.

Гигиеной в подобных условиях заниматься трудно, если вообще возможно. Поэтому чаще всего от эльфа несёт далеко не благоухающими ароматами. Самыми «приятными» «запахами» можно с натяжкой назвать запах пота и старой кожи.
Походка у эльфа твердая, но лёгкая. Он может двигаться бесшумно, если это ему понадобится. Жестикуляция во время разговора по большей части скупая, зато в бою может порадовать своей разнообразностью, особенно если желательно производить как можно меньше шума и избегать слов. Движения Кревана быстры и чётки, его выстрелы выверены, точны и спокойны. В фехтовании же дело складывается иначе – эльф безостановочно меняет позицию, делает, с точки зрения мастера, слишком много лишних движений, но самому эльфу кажется, что лишь это и продлило ему жизнь. Освоил околоточную стрельбу в нескором движении и быстрый обстрел на бегу, точностью, впрочем, не отличающейся.

VI. Характер.
Без преувеличения – паскудный и испортившийся. Самой примечательной чертой характера является зашкаливающая ненависть к людям, степень которой может слегка разниться, скажем, от тевинтерского работорговца до обычного жителя села. Последние, по сравнению с первыми, имеют больше шансов уйти живыми от встречи с Креваном. Его ненависть, бывшая в юности причиной поспешности и решений на горячую голову, к нынешнему моменту уже сильно охолонула, превратившись в расчётливый смысл жизни.

В чём он заключается? Если упрощенно – к умерщвлению настолько большой части человеческого рода, дабы у эльфов снова появилось своё место для нового расцвета умирающей цивилизации. В юности, в составе эльфийской разбойничьей своры, это воспринималось более упрощенно – нет человека лучше, чем в мертвом состоянии. Раньше Креван и помыслить не мог, что будет с какими-то людьми договариваться или сотрудничать, позже же он смирился с этой необходимостью, не скрывая, впрочем, своего отношения к нынешним безраздельным властителям мира. К гномам и кунари эльф относится несколько лучше, впрочем, только тем, которые имеют как можно меньше связей с людьми. Остальные попадают под графу «человеческие подстилки», или более грубые интерпретации этой характеристики.
Отдельно стоит сказать и об отношении к собратьям. В городских эльфах Креван видит рохлей, неспособных обеспечить будущее своего народа, добровольно отдающие себя на проживание в эльфинажах, рабство и прочие недостойные Первого народа условия ровно до тех пор, пока этот эльф не возьмет в руки оружие, если допустить, что он всё же это сделает. К долийцам отношение у него не такое однозначное. Он так же уважает тех долийцев, на счету которых от десятка людей и выше, а остальные… Креван прекрасно понимает, что задача этих кланов – сохранение и без того утерянных знаний, передача их из поколения в поколение и, быть может, когда-нибудь, именно из этой эльфийской мудрости расцветет новая страна эльфов. Но ему чертовски неприятно видеть, что долийцы в этом стремлении сохранения знаний трусливо зажимаются по разным непролазным пущам и чащам, и решительных действий бояться так же, как и потерять сохраненные крупицы знаний старины. И потому Креван сам себя не относит ни к какому отдельному виду эльфов – он эльф, и всё тут. Как уже было сказано, по-настоящему он принимает лишь тех эльфов, которые готовы разделить с ним пролитую кровь людей. Как выяснилось позже – не только эльфов.

Особо нужно выделить грубость. Она не показная – Креван действительно грубоват для типичного обывателя Тедаса, и уж совсем нехарактерно груб для типичного эльфа, неважно, городского или долийского. Объясняется это родом занятий, окружающей компанией и потребностью выпускать пар не только тогда, когда он выпускает кому-то кишки. Грубость проявляется в первую очередь как неприятная многим лексика, как наличие дурным манер или отсутствие оных совсем, в жестикуляции и, в целом, во всем поведении. Грубость всего слегка приглушается при общении с более влиятельными и опасными людьми. Кротости Кревана в общении добиться возможно, лишь запретив ему говорить и жестикулировать.
Единственные личности, которые знают его и с другой стороны – те, кто прошел с ним крещение боем, товарищи по оружию, сокращенно – друзья. Им он верен так же, как и своей фанатичной идее, с ними он искренен, как с самим собой. И ему тяжелее всего на свете даётся расставание с товарищами, ни один из которых не умер мирно, в собственной постели. А потому он ценит их и дорожит своей дружбой, потому что она – его единственное настоящее сокровище.
Обожает атмосферу сечи или битвы. Запах страха или решимости, запах крови, запах смерти. Раньше все это чуть ли не сводило его с ума, сейчас же это больше похоже на легкое опьянение, расковывающее эльфа. Отчасти, это работает как зависимость, толкая Кревана на новые набеги и налёты. Склонен скорее к действиям, чем к размышлению. Не любит состояние покоя, предпочитая что-то более активное. Тренировки, планирование, драка – что угодно, кроме покоя. Хотя порой, как и каждый из нас, нуждается во времени абсолютной тишины вокруг.

Знаком с большинством крупных современных религий, но по-настоящему не переносит только одну – андрастианство. Эльфийскую религию Креван воспринимает слабо – он не видит смысла в известных заповедях Андруил, с остальными культами богов знаком еще хуже. Однако этот вопрос его сильно не занимает.
Несмотря на почти постоянную компанию, не будет ошибкой назвать эльфа нелюдимом. Он не любит новые знакомства, предпочитая старый проверенный круг друзей. Конечно, этому способствуют и его отдельные взгляды на каждую из рас, но есть и другая причина – боязнь привязаться еще к кому-нибудь, кого столь легко потерять при его образе жизни.
К деньгам эльф относится бережно, но он не жаден. Он неплохо торгуется, и выбивает из продавца или покупателя столько, сколько получится, но тратит деньги в нужде не задумываясь. Его, скорее всего, не получится заманить денежным вознаграждением, а вот о снаряжении он бы уже задумался. Говорят, в молодом возрасте легко привыкнуть к чему-то новому. Кревану очень часто приходилось перестраиваться в жизни, видеть кошмары и ужасы, чтобы можно было сказать с уверенностью – он привычен ко всему и подстроиться к любой ситуации.

VII. Квента.

Креван родился в эльфинаже города Амарантайн, что в Ферелдене, в бедной даже по эльфийским меркам семье. Отец был сапожником, а мать – портным. Ни одному, ни другой открыть собственную лавочку не удалось, и везде им приходилось работать в качестве подмастерий. Обоим ремеслам, а также обычным бытовым умениям эльфа учили его родители и относящиеся к нему по-своему хорошо соседи. Примерно так и проходили редкие спокойные годы в эльфинаже – днем труд и учеба, вечером – игры с соседскими детьми, и сказки на ночь о бывшем величии эльфов, о Долах и Халамширале, о первой империи и Арлатане. Сказки эти рассказывались отцом-сапожником на удивление хорошо, но, конечно, в отличии от точных преданий долийских хранителей отличались тем, что были ничем иным, как сказками.

В возрасте примерно девяти лет столь длительное спокойствие в эльфинаже было нарушено. В город приехал некий человек, чья знатность и состояние могли соперничать лишь с его похотью и извращенностью. Он приказал найти ему определенную «компанию на несколько ночей». Одной из приглянувшихся женщин стала мать Кревана, которую видели в городе при одной из портных лавок.
Разумеется, никто никакого разрешения спрашивать не стал, и выглядело это, как бандитское похищение, которому, разумеется, никто и не подумал помешать. Людям не было дело до нелюдей, а все, что сумели сделать наблюдавшие это эльфы – это рассказать о случившемся её мужу.
Отец эльфа впал в отчаяние – он слишком хорошо понимал, что шансов у него нет, да и сам он был далеко не храбрец. Однако, преодолев свой страх, он попробовал получить аудиенции у зажиточного господина, однако стража не то, что не подумала и сообщить о столь низком просителе, но еще и позволили себе некое развлечение, вытирая эльфом дорожную пыль. Домой он добрался еле-еле, и еще неделю не мог нормально двигаться – всё тело было в синяках и кровоподтеках, а любое движение приводило к нестерпимой боли в мышцах.
Еще до того, как отец вернулся домой, маленький Креван уже все узнал от соседских детей, которые в свою очередь слышали разговор родителей с отцом эльфа. Но мальчик раньше не сталкивался с подобным. Он слышал, что люди не очень честно и хорошо обходятся с эльфами, но до сих пор не мог представить масштабов этого беззакония. Когда отец оказался дома, избитый и помятый, с губами, сквозь которые невозможно было произнести хоть один членораздельный звук, мальчику уже было нечем плакать. Он вновь и вновь заходился в сухом плаче, а рядом, на полу, то же самое происходило с его отцом, не сумевшим дойти до кровати. Тогда Креван ощущал полнейшее бессилие, и чувство отчаяния захлестнуло его с головой. Он не знал, что именно собираются делать с его матерью, но где-то внутри чувствовал, что это что-то мерзкое и отвратительное, что-то отталкивающее, что переставит все его естество с ног на голову.
Мать не вернулась под утро, и не вернулась на следующий день. Креван лишь много позже узнает, что она и еще одна женщина были убиты человеком в пьяном угаре, так как отказывались ему подчиняться. Видя живой и показательный пример, других желающих не нашлось, и остальные все же вернулись по домам. Мальчик пытался ухаживать за своим отцом, но все происходило будто в чужой жизни, не его. Ощущение жизни сразу стало сильно давить на Кревана, и с этих пор он замкнулся в себе. То же самое произошло с его отцом.
Время от времени Креван все же находил в себе силы, и собирался со сверстниками, но говорил редко. Зато много слушал. Не раз слышал он произнесенное другими слово «месть», но слабо понимал о чем речь. Тем не менее, ребятишки наперебой уверяли, что это именно то, что ему нужно. Несколько месяцев спустя эльф спросил своего отца, что же такое месть, и правда ли он должен ею заняться. Тот долго всматривался в желтые глаза своего сына. Что он там увидел, он никогда никому не рассказывал. Хотя об этом разговоре потом и спрашивали.
Он всё рассказал. Всё и даже больше. И видел в глазах мальчика то, что всегда хотел чувствовать внутри себя. «Мы первые. Слёз люди не дождутся. Цена свободы первых – смерть.» Креван, возвращаясь к прошлому в воспоминаниях, думает, что именно в этот момент обычного мальчика-эльфа из эльфинажа заменили на убийцу людей. 
До тринадцати лет никаких видимых отличий в его жизни не происходило, кроме того, что все стали замечать замкнутость Кревана, а сам он не делал ни малейшей попытки развеять это впечатление. А в эти самые тринадцать лет эльф потерял отца. Известно стало лишь то, что он погиб от руки стражи, когда напал на них. Было ли это правдой – Креван не узнал никогда, однако, вопреки ожиданиям сверстников и друзей семьи, мальчика будто бы совершенно не ошеломила эта новость. Его забрала к себе другая семья, намереваясь воспитать, как собственного сына и удержать от необдуманных поступков. Уже не раз и не два все замечали что-то очень нехорошее именно по его глазам. Хотя нехорошее – это слабо сказано.
Но опекунам не удалось справиться со своей задачей. Примерно через год после смерти отца Креван ночью тайком выбрался из дома, собрав все пожитки, которые мог с собой унести и покинул эльфинаж, забравшись на крыши. Какое-то время он блуждал по городу почти бесцельно, пока не наткнулся на пресловутых стражников. Недолго думая, Креван бросился на них с жуткими воплями с отцовским шилом.

Разумеется, путного ничего не получилось. Все, что вышло у эльфа – пробить одному вояке ногу. От расправы его спасли лишь природная ловкость и внезапная, чуть ли не провидческая мысль, что если он сейчас не сбежит, то погибнет сию же минуту, и далеко не быстрой смертью. Бойцом он не был, да и если бы и был – что он мог сделать с ржавой железякой против вооруженной стражи? С трудом оторвавшись от погони, Креван внезапно понял, что в эльфинаж путь ему тоже закрыт. На воротах он бы тоже попался, а ночью они вообще должны быть заперты. Единственное, что пришло ему в голову – выбраться из города через систему стоков. Так, сквозь помои и дерьмо, начался настоящий жизненный путь Кревана.
Удача улыбнулась ему, когда одинокий эльф еще не успел серьезно проголодаться, то есть всего через день после побега. Грязного, воняющего на многие вёрсты вокруг чрезвычайно мрачного эльфенка приютила эльфийская же разбойничья шайка. Было в ней всего восемь человек, один долиец, а остальные – городские. Вела их молодая эльфийка по имени Лира. У каждого из эльфов была своя история, до одури похожа на историю последующего. Причина всегда была одна – люди, просто выражалась у каждого в своей форме. Кревана приняли тепло, хоть поначалу и приняли за человека, а ближайшее рассмотрение из-за специфического запаха становилось нежелательным.

Занималась шайка неорганизованным разбоем на больших дорогах, нападением в основном на одиноких или незащищенных путников-людей, занимались грабежом и убийствами, редко показывались в бедных человеческих деревнях, где наводили дебош, время от времени находя убежище среди долийцев, чьи кланы время от времени появлялись в этих землях. Долийцам они обычно и продавали награбленное, выменивая его на снаряжение. Хранители древних традиций были не в особом восторге от таких «сородичей», но не отказывали им в крове и еде, тем более что банда оплачивала и то и другое сполна.
Если отбросить патетические кличи и расовые предрассудки, Креван попал в банду разбойников, грабителей и мародёров со своеобразным кодексом чести, который, впрочем, не касался людей. Лира и ее товарищи не упускали шанса пролить хоть немного лишней капли человеческой крови, даже если это привело бы к гибели всего отряда. Сына портной и сапожника стали учить убивать, причем убивать не красиво и эффектно, а действенно и жестоко. «В назидание», как говорилось. У Кревана проявились способности к стрельбе из лука, самому ему приглянулись фальшионы, его предыдущая молчаливость сменилась новыми цветистыми подобранными выражениями. И всё это происходило на фоне его развивающихся чувств влечения к Лире, которая виделась ему не раз и будущей эльфийской королевой, что поведёт народ эльфов к новому будущему. Лира хорошо видела чувства мальчика, и сыграла на этом. Эльфийка выпустила его внутренних демонов наружу.
Долгое время Кревана держали на расстоянии от серьезных дел, чтобы он не пострадал. Но однажды, когда еще немного расширившаяся банда решилась на дело покрупнее – нападение на вооруженный транспорт – Креван не стерпел и пошел вслед за всеми. Как бы не горел он осознанным желанием мстить, но первого убитого человека, которого он подстрелил, эльф запомнил надолго. И оглушительный хруст, с которым сломалось ребро, в которое он попал, и торчащий из спины наконечник заваливающегося ненавистного человека. О да, Креван хорошо запомнил этот момент. Его рвало три ночи кряду.
В том налёте пало трое эльфов, и почти все остальные были ранены. Две недели они провели с долийским кланом, который к счастью оказался неподалеку. Креван поначалу считал что его отругают, напомнят о риске и опасности, но всего этого не было. Все смотрели на него как на равного, и он чувствовал себя счастливым от осознания одного этого факта.
Со временем вкус убийства перешел из разряда тошнотворных в терпимый, затем привычный, и, наконец – приятный, вызывающий эйфорию. Чувства Кревана к Лире не утихали, но храбрец на поле боя робел перед эльфийкой, она же сама не шла ему навстречу, возможно, даже играла им.
Так прошли несколько лет стремительного взросления и возмужания Кревана. Он научился вместе с сородичами переносить голодные времена, находить убежища зимой, находился постоянно в движении и занимался тем, чем хотел. Эту банда эльфийских разбойников видимо искупала свою удачу (ведь их никто не мог поймать за долгие годы) смертями эльфов. За то время, которое Креван был в отряде (а просуществовал он аккурат до начала Пятого Мора) , порядка двадцати эльфов погибли, и еще с десяток стали пожизненными калеками, растеряв конечности и выжив.
Почти у каждого в отряде был какой-то элемент в одежде, нужный, как они считали, чтобы вычислить погибшего, если с первого взгляда будет непонятно, кто это. Тогда Креван и обзавелся бельчим хвостом. Поначалу он пришивал его к поясам, но позже перенёс его на шапки, хотя на самом деле это было лишено смысла – ведь шапку очень легко потерять в пылу потасовки.

В общей сложности Креван провёл в этой компании отъявленных головорезов-расистов около одиннадцати лет. Как и говорилось, он овладел стрельбой из лука, воспылал особой ненавистью к людям и их пособникам, «изучил» и прочувствовал жизнь вне городских стен, когда все зависит только от тебя и товарищей по оружию, проникся грубостью, которой часто давал выход, обзавелся серией шрамов – он вовсе не был неуязвимым – перенёс несколько тяжелых болезней, успел повидать много разных мест и познакомиться с отдельными долийцами. Постоянного места существования у них не существовало, они вечно носились туда-сюда, стараясь шуметь как можно меньше. Побывали и в Ферелдене, и в Орлее, полгода находились в Вольной Марке, даже посещали руины Халамширала.
Удача отвернулась от шайки в 9:30 века Дракона, перед началом Пятого Мора. Лира привела своих соратников к той части Имперского Тракта, который вёл от Лотеринга к Остагару, где тогда собирались войска Ферелдена и Серых Стражей для отражения угрозы порождений тьмы. Эльфийка считала, что по тракту потянутся множество телег торговцев и одиноких богатых «искателей приключений». Так оно и было, но все невезение заключилось в том, что они напали на транспорт с фуражом для королевской армии. Добыча была поистине богатой, и потому Лира решила продолжить находиться у Тракта. Это стало её главной ошибкой.

Обилие войск в Остагаре способствовало тому, что проблемой неизвестных бандитов занялись всерьез. Люди устроили ловушку, в которую и попались эльфы, в том числе и Креван. Засада, ловушка, потасовка – это всё слабые слова. Наиболее точно описывающее произошедшее – бойня. Креван бился вместе со всеми чуть меньше минуты, а затем получил по лицу клинком и свалился наземь, парализованный болью, но не потерявший сознание. Он чувствовал каждую вытекшую каплю крови, слышал предсмертные крики своих товарищей, но сделать ничего не мог, не мог издать ни звука. Спасло его то же, что и помогло ферелденцам организовать засаду – набежавший с южных земель Коркари плотный туман. Люди посчитали Кревана мёртвым, и сложили его в общую кучу тел,куда оттащили всех порубленных на тракте эльфов.
Лежащий среди тел своих соплеменников, эльф заново переосмысливал свою ненависть, и всеми силами старался не впасть в новое, более глубокое отчаяние. Когда к нему вернулась возможность двигаться, он кое-как дрожащими руками перевязал лицо, замотав его разными тряпками, в том числе и левый глаз. Никакой четкой мысли у него не было, и он на автомате двинулся туда, куда хотела их повести погибшая Лира – в Бресилианский лес, к одному из кланов долийцев. Перевязка позволила ему двигаться по тракту, самому быстрому пути. Все движения он выполнял на автомате, чувствуя, что на него надвигается страшная болезнь. В рану на лице попало заражение, и она начала гноиться. Голодный и оборваный, на последнем издыхании он добрался до долийцев.
Возможно, кто-то из клана узнал одного из бойцов Лиры, а возможно, они не могли оставить умирать своего соплеменника у порога их временного дома, но долийцы приняли Кревана, не задавая вопросов. Да и сам он по большей части молчал, но не только из-за полученных ранений и слабости. Помимо заражения его начала разбирать сильная лихорадка, его бросало то в жар, то в холод, постоянная слабость в суставах и их временное онемение заставляли его испытать настоящий страх – чуждое ему до этого чувство. Казалось, эльф совершенно не осознавал, что он потерял всю свою семью – причем во второй раз.
Креван провёл у долийцев два месяца, сражаясь с болезнями, и вновь прокручивая в голове произошедшее. О том, что среди долийцев появлялся Герой Ферелдена, Креван узнал позже, от них же. Те, кто следили за его состоянием и помогали лечением, хоть и не говорили с ним о его прошлом, но откуда-то знали, что эльфу лучше ничего не знать о том, что по лагерю долийцев шастают люди.
Еще через месяц он окончательно отошёл от ран физических, не позабыв о моральных. Жуткий шрам, уродовавший его лицо, видимо, надолго, или навсегда станет отметиной и напоминанием о том, чему Креван должен посвятить свою жизнь. Долийцы не отговаривали его, лишь один сказал, что Серым Стражам вскоре может потребоваться помощь, и предложил Кревану присоединиться к ним. Эльф недвусмысленно и грубо отказался, и на следующий день покинул лагерь.
Цель у него осталась, а друзей – нет. У него были знакомцы в разных кланах долийцев, несколько городских эльфов, которые порой помогали продавать награбленное, но он не знал как найти и тех и других – все контакты были лишь у Лиры. В итоге он отправился обратно, к тому месту, где их кучей мертвых тел сложили ферелденцы, сам не зная зачем. Быть может, надеялся хоть как-то их похоронить и проститься, как полагает, хоть по какому-нибудь обычаю. Однако все его попытки были тщетны – он сумел найти точное место, но там не было даже кучи гнилья. Зная, что в округе кишмя кишат порождения тьмы, Креван посчитал, что это их рук дело, но со своей идеей не распрощался, и примитивный обряд погребения провёл без тел.
Последующие годы эльф занимался тем же делом, что и раньше, но уже в одиночестве. Формировать свою команду было не из кого, да и сам Креван не горел желанием. Ему приходилось и труднее и легче одновременно – монета «делай всё сам» действительно была двусторонней, и не понять, какая сторона лучше. Самостоятельность, автономность и зависимость только от своих действий – это здорово, но делать абсолютно всё самому невероятно трудно. Однако эльф преодолел первые трудности.

Он продолжал находиться в Ферелдене, не подумывая о «бегстве» в более безопасный Орлей, где уже бывал раньше. Какая, в конце концов разница – люди или порождения тьмы? Креван видел в них слишком мало отличий, но от людей раньше далеко не бегал. К слову, с несколькими порождениями эльфу встретиться все же пришлось. Везение или мастерство позволило ему одержать победу, или грамотное сочетание и того и другого?
Его новыми жертвами становились беженцы, бегущие с юга, в основном из деревеньки Лотеринг, уничтоженной порождениями, скитающиеся в поисках нового дома по всей стране. Беженцев и просто путников на дорогах стало очень много, поэтому Креван не оставался без добычи, убивая людей и забирая их жалкие сокровища. Да, увы, качество добычи оставляло желать лучшего. Лучшим из того, что можно было отобрать у беженца, была свежая еда, да и та была не у всех. К счастью для себя, обращение с луком и жизнь по лесам и глубоким чащобам сделали из эльфа хорошего охотника, и в крайнем случае он мог добыть себе еды, а потом вкусно ее приготовить.
Однако порождения тьмы вытесняли с юга и людей-жителей и обычных животных, которые массово бежали из своих родных мест обитания. Кревану пришлось отправиться вослед своим источника пропитания. За время волна его горячей ненависти остыла, превратившись в подобие холодного расчета. Подобие – ибо холодный расчет включает в себя осмысленную и окончательно оформленную цель. Таким похвастаться Креван не мог.
Так, например, ему вынужденно пришлось иметь дело с людьми, чего не было уже больше десятка лет. Подыскивал такие контакты Креван очень осторожно и крайне избирательно. Так вышло, что среди людей его знакомцами стали подлецы и аморальные негодяи, которым не претила идея скупки барахла, позаимствованного с трупов соотечественников. Впрочем, и при них Креван еле сдерживался. Контакт с людьми давался ему действительно тяжело, но был вынужденной мерой. Наименее неприятным знакомством оказались пару дел с людьми некой Изабеллы, которую лично Креван никогда не видел. Они давали разумную цену, и предложенные ими товары также интересовали эльфа.

Одиночное разбойное бродяжничество, перемежаемое скорее вынужденными, чем приятными знакомствами, продолжалось вплоть до 9:37 века Дракона. В этот год, в предгорьях Орзаммара, куда эльфа занесла нелёгкая, он повстречался с Шелдоном Давэлбаком, гномом самой, что ни на есть, бандитской наружности. И, слово за слово, как-то сразу и удивительно они сдружились. Общность интересов, схожие судьбы, прекрасное совпадение отсутствующих манер и излюбленных выражений вылилось в крепкую дружбу и товарищество, которые продолжают укрепляться и по сей день.
Вместе с гномом Креван продолжил свои мстительно-бандитские деяния, в которых Шелдон его поддержал, имея свои мотивы. Совместно, в качестве команды, они налетали на группы слабо вооружённых или беззащитных людей, грабили и убивали их, после чего долго уходили от возможной погони, после чего следовали продолжительные радости продолжения собственной жизни. Редкие контакты эльфа с долийцами или городскими эльфами хорошо дополнялись знакомствами Шелдона в наемничьих отрядах, и наземных купеческих гильдий гномов. Как говорится, жить стало лучше, жить стало веселей. Они часто обменивались историями, а еще чаще - тумаками. В профилактических целях, разумеется, в качестве тренировки. Со стороны должно было выглядеть потешно, да и Кревану с Шелдоном давали выпустить пар.

События, грянувшие в Киркволле, сильно повлияли на жизнь сработавшегося дуэта. Вместо голодных, слабых и обездоленных по трактам начали скитаться агрессивные вооруженные отряды бунтующих храмовников и магов. Подобная атмосфера, если так можно выразиться, слегка осложняла деятельность Шелдона и Кревана, поэтому, когда они услышали о Конклаве, где маги и храмовники при посредничестве Церкви решили, наконец, прекратит распри. Эльф и гном справедливо посудили, что область вокруг Храма будет тщательно охраняться от агрессивных радикальных групп, и, скрипя зубами, разбили собственный лагерь недалеко от Убежища в надежде переждать бурю.

VIII. Связь с Вами.